GA – 128 (3)

Трудно ли теперь прийти к мысли, что воздействие внешнего мира на кровь, которое он оказывает через врата органов чувств в верхних частях организма, в известном смысле соответствует воздействию на кровь, приходящему от внутренних органов - селезенки, печени, желчи? Верхняя часть человеческого организма раскрывается вовне для восприятия воздействий внешнего мира. Подобно тому, как кровь направляется наверх, чтобы получить впечатления из внешнего мира, она направляется и вниз, чтобы принять то, что приходит от нижних органов. Как уже было сказано, наша верхняя организация получает воздействия из окружающего мира через органы чувств. Если же представить себе этот процесс стянутым, сжатым в одном центре, то можно будет получить нечто аналогичное тому, что происходит благодаря печени, желчи и селезенке: преобразование веществ, взятых из внешнего мира. Углубившись в сказанное, вы найдете, что это не совсем уж странная мысль.

Представьте себе, что различные чувственные впечатления, притекающие из внешнего мира, как бы стянуты воедино, уплотнены до плотности органов, помещенных внутри человека и включенных в кровообращение. Таким образом, верхняя часть человеческого организма вступает в такое же отношение с кровью, как и внутренние органы: печень, желчь, селезенка.

Итак, внешний мир, окружающий в верхней организации наши органы чувств, как бы спрессован в органы и помещен вовнутрь человека. - Один раз мир касается нас извне: он воздействует на нашу кровь, проникая в верхнюю часть организма через органы чувств; а второй раз мир таинственным образом действует изнутри, развивая свою деятельность в органах, являющихся сжатыми процессами макрокосмоса, которые, как таковые, также воздействуют на кровь.

Выражаясь схематично, можно сказать так: представим себе внешний мир, воздействующий со всех сторон на органы чувств, и представим кровь, которая, подобно некой пластине для оттисков, воспринимает все впечатления внешнего мира, - и мы получим нашу верхнюю организацию. Теперь представим себе, что весь внешний мир стянут воедино, сжат в отдельные органы, и этот, так сказать, экстракт мира помещен вовнутрь нас таким образом, что он также воздействует на нашу кровь, но с другой стороны. В такой, весьма непривычной форме мы можем получить схематичное представление о внешнем и внутреннем существе человеческого организма.

Можно было бы, в известном смысле, сказать, что головной мозг, собственно, соответствует нашей внутренней организации; последняя заполняет грудную и брюшную полости, - то есть внешний мир как бы находится внутри нас.

Даже в организации, которая служит главным образом процессам питания и которую мы рассматриваем как подчиненную, есть нечто таинственное: весь внешний мир сконцентрирован в совокупность внутренних органов.

Изучая печень, желчь, селезенку, мы можем заключить: селезенка - первый из органов, встречающихся потоку крови. Это примечательный орган, в его наполненную кровью ткань погружено большое количество крошечных зернышек, выделяющихся своей белизной. Если представить взаимоотношение крови и селезенки, то селезенка подобна ситу, через которое процеживается кровь, чтобы затем быть предоставленной другому органу, также являющемуся в некотором смысле сморщенной частью макрокосмоса. На следующей ступени кровь встречается с печенью. Печень, в свою очередь, выделяет желчь, которая сохраняется в особом органе; оттуда желчь переходит в питательные вещества и, вместе с преобразованными питательными веществами, попадает в кровь.

** В человеческой крови следует видеть внешнее орудие Я, орудие того, что мы называем внутреннейшим центром души. Таким образом, в нервной системе представлен внешний орган астрального тела, а в крови - внешний орган Я. Точно так же, как нервная система в организме входит в известные отношения с кровью, так же внутренние душевные образования - представления, восприятия, ощущения и т. д. - входят в отношения с Я.

Нервная система разнообразнейшим образом дифференцирована в человеческом организме. Это видно по внутренним нервным волокнам, например, там, где они переходят в слуховые или зрительные нервы и т. д. Итак, нервная система - это нечто, что простирается через весь организм, дифференцируясь многообразнейшим образом, имея в себе внутреннюю множественность.

Наблюдая же кровь, омывающую весь организм, мы видим, что она единообразна во всем организме (не считая превращения крови из красной в синюю). Представляя из себя такое единообразие, кровь в этом своем качестве противоположна дифференцированной нервной системе так же, как Я противоположно душевной жизни, дробящейся в представлениях, ощущениях, волевых импульсах, чувствах и т. п... Чем дальше вы углубите это сравнение (сперва будем говорить исходя только из сравнений), тем яснее выявится далеко идущее подобие обоих прообразов: Я и астрального тела - с их проявлениями, органами: системой крови и нервной системой.

Конечно, можно сказать: кровь - она везде кровь, но, однако, проходя через организм, она изменяется. Это изменение крови мы можем рассматривать параллельно изменениям, которые претерпевает Я благодаря различным душевным переживаниям. Единообразие присуще ведь также и нашему Я. Вспоминая, насколько возможно, всю свою жизнь между рождением и смертью, человек может сказать про себя: "Я был тогда!" На пятом году жизни и на шестом, вчера и сегодня это - то же самое Я.

GA 186(4)

Человеческие индивидуумы различаются тем, что один развивает более социальные, а другой антисоциальные импульсы. Если до некоторой степени знать людей, то по этому признаку их можно хорошо различать. Они точно делятся на эти два класса. Одни более склоняются к социальному, другие – к антисоциальному.

Я ещё сказал: "Это имеет так же и другую сторону, – ибо антисоциальность обусловлена тем, что мы до некоторой степени предохраняем себя от впадения в сон". А с этим связано ещё кое-что. Это делает нас больными. Пусть не особенно ясно для восприятия – иногда же и очень-таки ощутимо, – но отсюда возникают болезни; к причинам болезни относится антисоциальная сущность человека. Поэтому легко понять, что социальная сущность является оздоравдавающей, оживляющей. Из этого нам также видно, насколько удивительно создана человеческая природа. Человек не может оздоровить себя через социальную сущность без того, чтобы не впасть до некоторой степени в сон.

,,,иметь стремление собственную жизнь взять крепко в руки, серьёзно размышлять о преодолении антисоциального, понимать это в чувствах и таким образом действительно выходить из этого. Многие люди могли бы не только избавиться от своих капризов, но исцелить многие болезни, если бы они исследовали свои антисоциальные импульсы. Но делать это нужно со всей серьёзностью. Это нужно делать без самолюбия, ибо для жизни это имеет огромное значение

В отношении воли, устремляющейся от человека к человеку, дело обстоит особенно поразительно, даже парадоксально, когда речь идёт о сложном существе человека. Вы ведь знаете, что в отношении волений, между людьми роль играют не только симпатии и антипатии – они играют роль, поскольку мы чувствующие существа, – но здесь особую роль играют склонность и нерасположение, отвращение, которые переходят в действие, иными словами: симпатии и антипатии в действии, в их проявлении, в их откровении. Человек относится к другим людям, сообразуясь с особенной к ним симпатией, особенной степенью любви, которую он несёт им навстречу. Здесь подсознательная инспирация играет примечательную роль. Ибо всё то, что изливается во всяком волевом общении людей, мы должны рассматривать в свете импульса, который лежит в основе этого волевого общения, в свете имеющейся между людьми в большей или меньшей мере любви. Из этой любви, возникающей между людьми, и выносят они свои волевые импульсы, которые так переходят от человека к человеку.

В отношении любви человек впадает в особенно крайние заблуждения и должен делать ещё большие исправления, чем в отношении чувств симпатии и антипатии. Ибо, как бы удивительно это ни звучало для современного сознания, остаётся всё же верным, что любовь, проявляемая человеком к другим людям, если она не одухотворена – в обычной жизни любовь одухотворена лишь в малой степени, и я сейчас говорю не о половой или возникающей на половой основе любви, а, вообще, о любви человека к человеку, – эта любовь, если она не одухотворена, собственно говоря, не является любовью, как таковой, но образом, который строит себе о ней человек, а это, большей частью, является не чем иным, как ужасной иллюзией. Ибо любовь, которую человек, как он считает, развивает к другим людям – к таким, какими они есть в жизни – по большей части оказывается любовью к себе.

Человек верит, что любит других, но на самом деле любит только себя. Вы видите здесь источник антисоциального, который к тому же может быть ещё источником ужасного самообмана.

Лишь только свобода духовной жизни способна сделать то, что мы действительно станем так относиться друг к другу, что будем видеть один в другом человека, конкретного человека, который стоит перед нами, а не человека вообще.

: очень скоро, на благо этой эпохе, люди придут к тому, что перестанут так ужасно охотно заниматься собой. Для настоящего времени особенно характерно то, что человек охотно занят собой. И здесь, опять-таки, вы должны разглядеть: человек особенно охотно имеет своё мышление, своё чувствование, своё воление; и если он однажды, получил, например, мышление, то расставаться с ним он уже не хочет.

Видите ли, кто действительно может мыслить, тот знает нечто такое, о чём никак не скажешь, что это пустяк: обо всём, что он мыслит правильно, когда-то он мыслил ложно. Человек, собственно, только о том знает верно, о чём он получил опыт: как оно действовало в его душе, когда он думал об этом ложно. Но в подобные состояния внутреннего развития люди вдаются весьма неохотно. Поэтому люди сегодня так мало понимают друг друга.

GA 186 (6)

,,,Различия между народами, о которых я вам говорил, ведут так далеко, что если человек не стремится уйти от своего народа, а наоборот хочет поступать только исходя из его интересов, а именно такой характер носит политика, то он получает совсем иной опыт, подходя к Стражу Порога, чем тот, кто стремится преодолеть рамки отдельного народа. Здесь я подхожу к тому положению, которое может стать для вас, если вы его, конечно, как следует изучите, исходным для понимания, чем здоровый оккультизм, – который, естественно, выступает по всей Земле вне зависимости от различий между народами, – отличается от того оккультизма, который в обществах, о которых я вам говорил, поставлен политически на службу народу и оттуда действует. Вы можете спросить: Как же я могу их различить? – Вы можете их различить, если воспользуетесь тем наиболее значительным отличительным признаком, на который я вам сегодня указываю.

Каждый человек, чтобы прийти к действительному, служащему всему человечеству оккультизму, должен перерасти рамки своего народа. Он должен некоторым образом – мы здесь воспользуемся индийским понятием – стать человеком "безродным". В своей наивнутреннейшей сущности души он не должен причислять себя к какому-либо народу, он не должен останавливаться на тех импульсах, которые служат отдельному народу, если он хочет продвинуться на пути истинного оккультизма. Но тот оккультизм, который хочет ограниченно служить отдельному народу, он приводит возле Стража Порога к чему-то совершенно особенному.,,

*** Все это обнаруживается возле Стража Порога. То, что русский преимущественно воспринимает возле Стража Порога, когда он как оккультист подходит к нему, оставаясь в среде своего народа, – это устремляющихся ему навстречу из сверхчувственного мира духов. Он не видит духов, сопровождающих его туда, он не видит борьбы духов, он видит, прежде всего, бьющих через край с той стороны на эту духов. Он видит тех духов, которые, в определенном роде, целиком состоят из света. Он не видит смерти, он не видит умирания, он видит то, что своим величием как бы затопляет людей и, прежде всего, создает для них большую опасность тем, что вызывает в них желание делаться смиреннее и смиреннее, перед открывшимся величием пасть на колени. Ослепление открывшимся – вот в чем заключается опасность для русских, которые как оккультисты, будучи в среде своего народа, приходят к Стражу Порога.

Да, подобные вещи нужно знать, если мы хотим видеть истинную действительность. Одних абстракций недостаточно. С абстракциями ничего не достичь. В прошлом человечество обладало инстинктами. Но теперь остался лишь один инстинкт в одухотворенной форме у народов, говорящих на английском языке: инстинкт к выработке души сознательной. Всё остальное человек должен приобретать сознательно; и это является особенно характерным для современного мира. Без знания действующих в среде человечества сил, о которых мы сегодня говорили, нечего и думать о том, что можно высказать что-либо руководящее, социально значимое. Как слепой о цвете, так может говорить о социальных реформах тот, кто не знает объекта, на который эти реформы должны распространяться.

Теперь наступило время, когда человек должен со всей серьезностью воспринять уроки жизни, и сказанное должно всё снова и снова побуждать и призывать к тому, чтобы не относиться к этим урокам играючи. Всё то, что мы из унаследованных задатков развиваем в себе, простирается в нашей жизни не далее 27 лет, а в будущем – и того меньше. Об этом вы знаете из прежних рассмотрений. Нам нужно нечто такое, что в течение всей жизни позволяло бы нам быть в становлении, а не просто пребывать законченным готовым человеком.

GA 186 (7)

** Что мы можем получить от того или другого повстречавшегося нам в жизни человека? – так спрашиваем мы себя вполне ощутимо. Но мы должны это в нас победить. Мы должны постараться дать всплыть в образах перед нашей душой тем личностям, которые как учителя, как друзья и другие покровители приняли участие в нашей жизни, или таким личностям, которые нам вредили и которым мы, в определенном отношении, часто оказывается более обязанными, чем тем, которые нас поддерживали. Этим образам мы должны дать пройти перед нашей душой и совершенно живо представить себе, что каждый из них сделал для нас; и тогда мы увидим, если проделаем все это, что мало-помалу мы научаемся забывать себя, мы обнаруживаем, что всего, чем мы обладаем, не было бы в нас, если бы те или иные люди тем либо иным способом не приняли участия в нашей жизни.

Только тогда, когда мы оглянемся на давно прошедшие годы и на людей, с которыми мы, может быть, уже не имеем отношений и потому нам легче быть с ними объективными, только тогда нам откроется, как душевная субстанция нашей жизни поглощается тем, что оказывает на нас влияние. Расширится наш взгляд на всех тех людей, которые в ходе времени прошли мимо нас. Если мы попытаемся развить чувство того, насколько мы должны быть благодарны тем или иным людям, попытаемся, таким образом, увидеть себя в зеркале тех, кто в ходе времени воздействовал на нас, был связан с нами, тогда мало-помалу – это может стать нашим ощущением – в нас распустится чувство: поскольку мы упражнялись в поиске образов тех людей, которые в прошлом были связаны с нами, то в нашей душе рождается желание так же и по отношению к тем людям приходить внутри себя к образам, с которыми мы стоим лицом к лицу в настоящее время. И безгранично важно, что в нас пробуждается потребность при встрече с людьми не просто ощущать симпатию или антипатию, не просто дать в себе проснуться желанию что-то в человеке любить или ненавидеть, но пробудить в себе образ человека, свободный от любви и ненависти.

Вы, вероятно, не ощущаете, что сказанное сейчас мною представляет собой нечто бесконечно значительное. Ибо способность вызвать в себе без любви и ненависти образ другого человека, дать воскреснуть в себе душевно другому человеку, эта способность с каждой неделей человеческого развития, можно сказать, всё более и более убывает, а со временем люди утратят её совсем. Они проходят мимо друг друга и в них не пробуждается потребности дать в себе ожить другому человеку. А об этом следует сознательно позаботиться. Это есть нечто такое, что должно войти так же в детскую и школьную педагогику, а именно: развитие в людях имагинативных способностей. Ибо только тогда можно действительно развить в людях имагинативные способности, когда мы не побоимся вместо того, что хочет сегодня быть в жизни сенсацией, отдаться в тиши тому обзору прошлого, который вызовет перед нашей душой прошлые отношения с людьми. Тогда мы так же станем способными имагинативно соотнестись с людьми, которые встречаются нам в настоящее время. Тогда мы противопоставим социальную потребность тому, что с абсолютной необходимостью и бессознательно развивается всё более и более: антисоциальной потребности. И это есть первое.

Вторым является то, что проистекает из обзора прошлых отношений с людьми, благодаря которому мы становимся всё более и более объективными. Для этого мы должны вернуться в прошлые времена, должны, я бы сказал, самым непосредственным образом заняться фактами, размышлять, например, о том времени, когда нам было двадцать, тридцать лет. Да, как обстояло дело, когда мне было десять лет? Я хочу, прежде всего, представить себя целиком внутри ситуации, я хочу представить себя таким образом, как если бы речь шла не обо мне, а о другом десятилетнем мальчике или десятилетней девочке; я хочу однажды забыть, что это был я, я хочу действительно постараться объективировать себя для себя самого. Эта объективация самого себя, этот отрыв нашего настоящего от нашего прошлого, это выключение "я" из его переживаний – вот то, к чему мы должны в настоящее время особенно стремиться.

** В духовной науке ничего не достичь, если пытаться мысленно запоминать, поскольку всё сводится к тому, чтобы в непосредственном переживании соприкасаться с действительностью. Так что, дело заключается в том, чтобы именно эту способность развить в себе путем объективации себя для самого себя, в результате чего мы этого молодого человека или эту девушку представляем себе так, как если бы они были чуждыми для нас существами в прежние периоды нашей жизни. Мы постоянно должны трудиться над тем, чтобы освободиться от переживания своего, скажем, тридцатилетия и дать пригрезиться только импульсам десятилетнего или какого-либо другого периода нашей жизни. Освободиться от нашего прошлого, не значит отречься от него – иным образом мы снова обретаем его; но само по себе это освобождение бесконечно важно. Таким способом, мы сознательно печемся о социальных потребностях, о социальных импульсах, когда, с одной стороны, по отношению к людям, окружающим нас в настоящее время, творим имагинации благодаря тому, что самих себя душевно рассматриваем произведенными людьми, с которыми мы имели отношения в прошлом; с другой стороны, через объективацию мы приобретаем способность непосредственно из самих себя развивать имагинации. Эта объективация прошлого полезна нам, когда она не действует в нас бессознательно.

**